Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает!А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки, да ястреба, да сокола верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет!Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк — все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить?— Ничто меня не поднимет, — сказала она, — кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться.Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича — в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась:— Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что — все сделаю!— Давай своего молока!Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел — и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.Долго ли, коротко ли, слегла опять.— Ничем, — говорит, — мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить.Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась:— Помилуй, что прикажешь — все сделаю!— Хорошо, давай своего молока!Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила.Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров.— Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока — и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять.Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу. Дело было не легкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, — и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича.Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит:— Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы.Князь пошел — видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад — двери запираются, замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой — а в доме жена бегает и весела и молода, на дворе Змей Змеевич хозяйничает:— Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет — на шейку шелкова петля!— Погоди, Змей! — сказал королевич. — Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни.Спел одну — Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит:— Пой, пой, Иван-королевич! Твоя охота три двери прогрызла!Спел другую — ворон кричит:— Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает!— Довольно, кончай! — зашипел Змей. — Протягивай шею, накидывай петлю!— Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой.Затянул третью песню, а ворон кричит:— Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз:— Прощай, белый свет; прощай, моя охота!А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.
kiddywood.ru
Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшиеь молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает!
А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки, да ястреба, да сокола верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк — все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить?
— Ничто меня не поднимет, — сказала она, — кроме медвежьего молока; надо мне им умыться и окатиться.
Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась:
— Помилуй, что прикажешь — все сделаю!
— Хорошо, давай своего молока!
Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила.
Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров.
Долго ли, коротко ли, слегла опять.
Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича — в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась:
— Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что — все сделаю!
Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел — и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.
— Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока — и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять.
Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу. Дело было не легкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, — и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича.
Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит:
— Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы.
Князь пошел — видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад – двери запираются, замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. «Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой — а в доме жена бегает и весела и молода, на дворе Змей Змеевич хозяйничает:
— Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет — на шейку шелкова петля!
— Погоди, Змей! — сказал королевич. — Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни.
Спел одну — Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит: — Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает! —
— Довольно, кончай! — зашипел Змей. – Протягивай шею, накидывай петлю!
— Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой.
Затянул третью песню, а ворон кричит:
— Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!
Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз:
— Прощай, белый свет; прощай, моя охота!
А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.
Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.
Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает!
А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки, да ястреба, да сокола верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.
Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет!
Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк — все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить?
— Ничто меня не поднимет, — сказала она, — кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться.
Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича — в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась:
— Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что — все сделаю!
— Давай своего молока!
Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел — и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.
Долго ли, коротко ли, слегла опять.
— Ничем, — говорит, — мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить.
Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась:
— Помилуй, что прикажешь — все сделаю!
— Хорошо, давай своего молока!
Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила.
Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров.
— Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока — и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять.
Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу. Дело было не легкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, — и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича.
Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит:
— Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы.
Князь пошел — видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад — двери запираются, замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой — а в доме жена бегает и весела и молода, на дворе Змей Змеевич хозяйничает:
— Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет — на шейку шелкова петля!
— Погоди, Змей! — сказал королевич. — Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни.
Спел одну — Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит:
— Пой, пой, Иван-королевич! Твоя охота три двери прогрызла!
Спел другую — ворон кричит:
— Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает!
— Довольно, кончай! — зашипел Змей. — Протягивай шею, накидывай петлю!
— Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой.
Затянул третью песню, а ворон кричит:
— Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!
Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз:
— Прощай, белый свет; прощай, моя охота!
А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.
Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.
russkaja-skazka.ru
Жил-был царь, у него были сын да дочь. В соседнем государстве случилась беда немалая — вымер весь народ; просит Иван-царевич отца:
— Батюшка! Благослови меня в то государство на житье ехать.
Отец не согласен.
— Коли так, я и сам пойду!
Пошел Иван-царевич, а сестра не захотела от него отстать и сама пошла. Шли они несколько времени. Стоит в чистом поле избушка на куриных ножках и повертывается; Иван-царевич сказал:
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Избушка остановилась, они взошли в нее, а там лежит баба-яга: в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула.
— Здравствуй, Иван-царевич! Что, дела пытаешь аль от дела лытаешь?
— Где дела пытаю, а где от дела лытаю; в таком-то царстве народ вымер, иду туда на житье.
Она ему говорит:
— Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает.
Напоила их, накормила и спать положила.
На другой день брат с сестрой собираются в дорогу; баба-яга дает Ивану-царевичу собаку да синий клубочек:
— Куда клубочек покатится, туда и иди!
Клубочек подкатился к другой избушке на куриных ножках.
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Избушка остановилась, царевич с царевною взошли в нее, лежит баба-яга и спрашивает:
— Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?
Он ей сказал, куда и зачем идет.
— Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает.
Напоила их, накормила и спать положила. Наутро подарила Ивану-царевичу собаку и полотенце:
— Будет у тебя на пути большая река — перейти нельзя; ты возьми это полотенце да махни одним концом — тотчас явится мост; а когда перейдешь на ту сторону, махни другим концом — и мост пропадет. Да смотри, махай украдкою, чтоб сестра не видела.
Пошел Иван-царевич с сестрою в путь-дорогу: куда клубок катится, туда и идут. Подошли к широкой-широкой реке. Сестра говорит:
— Братец! Сядем тут отдохнуть.
Села и не видала, как царевич махнул полотенцем — тотчас мост явился.
— Пойдем, сестрица! Бог дал мост, чтобы перейти нам на ту сторону.
Перешли за реку, царевич украдкой махнул другим концом полотенца — мост пропал, как не бывало! Приходят они в то самое царство, где народ вымер; никого нет, везде пусто! Пообжилися немножко; вздумалось брату пойти на охоту, и пошел он со своими собаками бродить по лесам, по болотам.
В это время прилетает к реке Змей Горыныч; ударился о сыру землю и сделался таким молодцом да красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Зовет к себе царевну:
— Ты, — говорит, — меня измучила, тоской иссушила; я без тебя жить не могу!
Полюбился Змей Горыныч царевне, кричит ему:
— Лети сюда через реку!
— Не могу перелететь.
— А я что же сделаю?
— У твоего брата есть полотенце, возьми его, принеси к реке и махни одним концом.
— Он мне не даст!
— Ну, обмани его, скажи, будто вымыть хочешь.
Приходит царевна во дворец; на ту пору и брат ее возвратился с охоты. Много всякой дичи принес и отдает сестре, чтоб завтра к обеду приготовила. Она спрашивает:
— Братец! Нет ли у вас чего вымыть из черного белья?
— Сходи, сестрица, в мою комнату; там найдешь, — сказал Иван-царевич и совсем забыл о полотенце, что баба-яга подарила, да не велела царевне показывать. Царевна взяла полотенце; на другой день брат на охоту, она к реке, махнула одним концом полотенца — и в ту ж минуту мост явился. Змей перешел по мосту. Стали они целоваться, миловаться; потом пошли во дворец.
— Как бы нам, — говорит змей, — твоего брата извести?
— Придумай сам, а я не ведаю, — отвечает царевна.
— Вот что: притворись больною и пожелай волчьего молока; он пойдет молоко добывать — авось голову свернет!
Воротился брат, сестра лежит на постели, жалуется на болезнь свою и говорит:
— Братец! Во сне я видела, будто от волчьего молока поздоровею; нельзя ли где добыть? А то смерть моя приходит.
Иван-царевич пошел в лес — кормит волчиха волчонков, хотел ее застрелить; она говорит ему человеческим голосом:
— Иван-царевич! Не стреляй, не губи меня, не делай моих детей сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, надои; еще дам в придачу волчонка; он тебе станет верой-правдою служить.
Царевич надоил молока, взял волчонка, идет домой. Змей увидал, сказывает царевне:
— Твой брат идет, волчонка несет, скажи ему, что тебе медвежьего молока хочется.
Сказал и оборотился веником. Царевич вошел в комнату; за ним следом собаки вбежали, услыхали нечистый дух и давай теребить веник — только прутья летят!
— Что это такое, братец! — закричала царевна. — Уймите вашу охоту, а то завтра и подмести нечем будет!
Иван-царевич унял свою охоту и отдал ей волчье молоко.
Поутру спрашивает брат сестру:
— Каково тебе, сестрица?
— Немножко полегчило; если б ты, братец, принес еще медвежьего молока — я бы совсем выздоровела.
Пошел царевич в лес, видит: медведиха детей кормит, прицелился, хотел ее застрелить; взмолилась она человеческим голосом:
— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детей сиротами; скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, еще дам в придачу медвежонка.
Царевич надоил молока, взял медвежонка, идет назад. Змей увидал, говорит царевне:
— Твой брат идет, медвежонка несет; пожелай еще львиного молока.
Вымолвил и оборотился помелом; она сунула его под печку. Вдруг прибежала охота Ивана-царевича, почуяла нечистый дух, бросилась под печку и давай тормошить помело.
— Уймите, братец, вашу охоту, а то завтра нечем будет печки замести.
Царевич прикрикнул на своих собак; они улеглись под стол, а сами так и рычат.
Наутро опять царевич спрашивает:
— Каково тебе, сестрица?
— Нет, не помогает, братец! А снилось мне нынешнюю ночь: если б ты добыл молока от львицы — я бы вылечилась.
Пошел царевич в густой-густой лес, долго ходил — наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить; говорит она человеческим голосом:
— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, еще одного львенка в придачу дам.
Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змей Горыныч увидал, говорит царевне:
— Твой брат идет, львенка несет, — и стал выдумывать, как бы его уморить.
Думал-думал, наконец выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется — и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся.
— Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!
Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть.
— Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!
Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.
К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет.
— Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?
— Никакой, братец! — и стала его посылать на мельницу.
Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал:
— Видно, смерть моя близко!
Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет.
— Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!
Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул:
— Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!
— Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться.
Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает:
— Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла.
Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает:
— Кар-кар, Иван-царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла.
Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит:
— Если б моя охота да ко времени подоспела!
Вот прибегает собака; он говорит:
— Ну, двоим смерть не страшна!
За той собакой и все прибежали.
Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит:
— Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу.
Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел-шел, приходит в большой, знатный город; видит — половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает:
— Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?
Отвечает ему старуха:
— О-ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена — с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые — нет, те рекой разливаются.
— А теперь за кем очередь?
— Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна и есть у отца, и ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!
Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет.
— Не бойся, царевна, я твоя оборона!
Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей.
— А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?
— Почто мириться? Русский богатырь не за тем ходит, — отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит — змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый молодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану-царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.
Ни много, ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели вороны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит:
— Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что, приказывай — все исполню.
— Мне нужно мертвой и живой воды, — отвечает лев, — принеси, тогда и вороненка отдам.
Ворон полетел, и солнце еще не село — как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой — куски срослися, спрыснул живой водой — вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит:
— Как я долго спал!
— Век бы тебе спать, кабы не я! — отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.
Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, целуются, песни поют. Спрашивает он старуху:
— Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?
— Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж.
— А можно мне посмотреть на свадьбу?
— Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов примают.
— Я умею на гуслях играть.
— Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют.
Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл — все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант проявился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и посыпались.
— О чем плачешь?
— спрашивает ее царь. Она говорит:
— Вспомнила про своего избавителя.
Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне. На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу — она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.
kiddywood.ru
Меню страницы ( Выберите нужное ниже )
Краткое содержание: Не помогут и не спасут двенадцать дверей и замков, если на помощь приходят те, кто способен пожертвовать своей жизнью, ради спасения, этому учит русская народная сказка Звериное молоко. У великого Ивана-королевича жила его красивая милая и добрая жена. В то время, когда могучий князь был на охоте, в это время к его супруге в обличии человека начал наведываться Змей Змеевич. Очень боялся Змей Сильного Ивана, намеревался его с белого света убрать, но как ни старался, не мог это сделать, пока не стала ему в этом помогать его жена. Притворилась она больной и начала просить и умолять своего супруга найти и принести для нее молока из волчицы, после от большой медведицы, еще после от опасной львицы. Все звери леса, увидев подлую охоту на доброго князя, опускались ему прямо к ногам, давали много молока и даже своих детишек в придачу. А хитрая жена все не могла остановится на своих просьбах. Даже начала просить найти золотую пыль. Нашел Иван и пыль золотую, но сам смог выйти, а его охота так и сталась за двенадцатью дверями. Возвратился князь к себе домой, а здесь его Змей ждет и петлей из шелка. Начал просить Иван позволить ему самое последнее его желание выполнить, спеть три песни. В то время, когда напевал, охота все двери поломала, примчалась спасать Ивана и разорвала Змея и подлую княгиню. Читать сказку Звериное молоко онлайн бесплатно можно тут. Слушать ее можно в аудиозаписи. Пишите отзывы и комментарии.
Жил-был царь, у него были сын да дочь. В соседнем государстве случилась беда немалая — вымер весь народ; просит Иван-царевич отца:
— Батюшка! Благослови меня в то государство на житье ехать.
Отец не согласен.
— Коли так, я и сам пойду!
Пошел Иван-царевич, а сестра не захотела от него отстать и сама пошла. Шли они несколько времени. Стоит в чистом поле избушка на куриных ножках и повертывается; Иван-царевич сказал:
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Избушка остановилась, они взошли в нее, а там лежит баба-яга: в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула.
— Здравствуй, Иван-царевич! Что, дела пытаешь аль от дела лытаешь?
— Где дела пытаю, а где от дела лытаю; в таком-то царстве народ вымер, иду туда на житье.
Она ему говорит:
— Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает.
Напоила их, накормила и спать положила.
На другой день брат с сестрой собираются в дорогу; баба-яга дает Ивану-царевичу собаку да синий клубочек:
— Куда клубочек покатится, туда и иди!
Клубочек подкатился к другой избушке на куриных ножках.
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Избушка остановилась, царевич с царевною взошли в нее, лежит баба-яга и спрашивает:
— Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?
Он ей сказал, куда и зачем идет.
— Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает.
Напоила их, накормила и спать положила. Наутро подарила Ивану-царевичу собаку и полотенце:
— Будет у тебя на пути большая река — перейти нельзя; ты возьми это полотенце да махни одним концом — тотчас явится мост; а когда перейдешь на ту сторону, махни другим концом — и мост пропадет. Да смотри, махай украдкою, чтоб сестра не видела.
Пошел Иван-царевич с сестрою в путь-дорогу: куда клубок катится, туда и идут. Подошли к широкой-широкой реке. Сестра говорит:
— Братец! Сядем тут отдохнуть.
Села и не видала, как царевич махнул полотенцем — тотчас мост явился.
— Пойдем, сестрица! Бог дал мост, чтобы перейти нам на ту сторону.
Перешли за реку, царевич украдкой махнул другим концом полотенца — мост пропал, как не бывало! Приходят они в то самое царство, где народ вымер; никого нет, везде пусто! Пообжилися немножко; вздумалось брату пойти на охоту, и пошел он со своими собаками бродить по лесам, по болотам.
В это время прилетает к реке Змей Горыныч; ударился о сыру землю и сделался таким молодцом да красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Зовет к себе царевну:
— Ты, — говорит, — меня измучила, тоской иссушила; я без тебя жить не могу!
Полюбился Змей Горыныч царевне, кричит ему:
— Лети сюда через реку!
— Не могу перелететь.
— А я что же сделаю?
— У твоего брата есть полотенце, возьми его, принеси к реке и махни одним концом.
— Он мне не даст!
— Ну, обмани его, скажи, будто вымыть хочешь.
Приходит царевна во дворец; на ту пору и брат ее возвратился с охоты. Много всякой дичи принес и отдает сестре, чтоб завтра к обеду приготовила. Она спрашивает:
— Братец! Нет ли у вас чего вымыть из черного белья?
— Сходи, сестрица, в мою комнату; там найдешь, — сказал Иван-царевич и совсем забыл о полотенце, что баба-яга подарила, да не велела царевне показывать. Царевна взяла полотенце; на другой день брат на охоту, она к реке, махнула одним концом полотенца — и в ту ж минуту мост явился. Змей перешел по мосту. Стали они целоваться, миловаться; потом пошли во дворец.
— Как бы нам, — говорит змей, — твоего брата извести?
— Придумай сам, а я не ведаю, — отвечает царевна.
— Вот что: притворись больною и пожелай волчьего молока; он пойдет молоко добывать — авось голову свернет!
Воротился брат, сестра лежит на постели, жалуется на болезнь свою и говорит:
— Братец! Во сне я видела, будто от волчьего молока поздоровею; нельзя ли где добыть? А то смерть моя приходит.
Иван-царевич пошел в лес — кормит волчиха волчонков, хотел ее застрелить; она говорит ему человеческим голосом:
— Иван-царевич! Не стреляй, не губи меня, не делай моих детей сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, надои; еще дам в придачу волчонка; он тебе станет верой-правдою служить.
Царевич надоил молока, взял волчонка, идет домой. Змей увидал, сказывает царевне:
— Твой брат идет, волчонка несет, скажи ему, что тебе медвежьего молока хочется.
Сказал и оборотился веником. Царевич вошел в комнату; за ним следом собаки вбежали, услыхали нечистый дух и давай теребить веник — только прутья летят!
— Что это такое, братец! — закричала царевна. — Уймите вашу охоту, а то завтра и подмести нечем будет!
Иван-царевич унял свою охоту и отдал ей волчье молоко.
Поутру спрашивает брат сестру:
— Каково тебе, сестрица?
— Немножко полегчило; если б ты, братец, принес еще медвежьего молока — я бы совсем выздоровела.
Пошел царевич в лес, видит: медведиха детей кормит, прицелился, хотел ее застрелить; взмолилась она человеческим голосом:
— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детей сиротами; скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, еще дам в придачу медвежонка.
Царевич надоил молока, взял медвежонка, идет назад. Змей увидал, говорит царевне:
— Твой брат идет, медвежонка несет; пожелай еще львиного молока.
Вымолвил и оборотился помелом; она сунула его под печку. Вдруг прибежала охота Ивана-царевича, почуяла нечистый дух, бросилась под печку и давай тормошить помело.
— Уймите, братец, вашу охоту, а то завтра нечем будет печки замести.
Царевич прикрикнул на своих собак; они улеглись под стол, а сами так и рычат.
Наутро опять царевич спрашивает:
— Каково тебе, сестрица?
— Нет, не помогает, братец! А снилось мне нынешнюю ночь: если б ты добыл молока от львицы — я бы вылечилась.
Пошел царевич в густой-густой лес, долго ходил — наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить; говорит она человеческим голосом:
— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, еще одного львенка в придачу дам.
Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змей Горыныч увидал, говорит царевне:
— Твой брат идет, львенка несет, — и стал выдумывать, как бы его уморить.
Думал-думал, наконец выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется — и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся.
— Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!
Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть.
— Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!
Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.
К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет.
— Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?
— Никакой, братец! — и стала его посылать на мельницу.
Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал:
— Видно, смерть моя близко!
Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет.
— Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!
Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул:
— Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!
— Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться.
Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает:
— Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла.
Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает:
— Кар-кар, Иван-царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла.
Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит:
— Если б моя охота да ко времени подоспела!
Вот прибегает собака; он говорит:
— Ну, двоим смерть не страшна!
За той собакой и все прибежали.
Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит:
— Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу.
Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел-шел, приходит в большой, знатный город; видит — половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает:
— Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?
Отвечает ему старуха:
— О-ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена — с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые — нет, те рекой разливаются.
— А теперь за кем очередь?
— Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна и есть у отца, и ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!
Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет.
— Не бойся, царевна, я твоя оборона!
Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей.
— А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?
— Почто мириться? Русский богатырь не за тем ходит, — отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит — змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый молодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану-царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.
Ни много, ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели вороны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит:
— Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что, приказывай — все исполню.
— Мне нужно мертвой и живой воды, — отвечает лев, — принеси, тогда и вороненка отдам.
Ворон полетел, и солнце еще не село — как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой — куски срослися, спрыснул живой водой — вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит:
— Как я долго спал!
— Век бы тебе спать, кабы не я! — отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.
Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, целуются, песни поют. Спрашивает он старуху:
— Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?
— Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж.
— А можно мне посмотреть на свадьбу?
— Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов примают.
— Я умею на гуслях играть.
— Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют.
Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл — все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант проявился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и посыпались.
— О чем плачешь?
— спрашивает ее царь. Она говорит:
— Вспомнила про своего избавителя.
Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне. На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу — она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.
mirfairytale.ru
Русская народная сказка Звериное молоко
Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым
удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает!
А супруг ее, князь - княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки, да ястреба, да сокола верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.
Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет!
Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк - все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить?
- Ничто меня не поднимет, - сказала она, - кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться.
Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича - в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась:
- Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что - все сделаю!
- Давай своего молока!
Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел - и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.
Долго ли, коротко ли, слегла опять.
- Ничем, - говорит, - мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить.
Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась:
- Помилуй, что прикажешь - все сделаю!
- Хорошо, давай своего молока!
Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила.
Иван-королевич опять возвратился к жене дел и здоров.
- Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока - и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять.
Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу. Дело было не легкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, - и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича.
Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит:
- Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы.
Князь пошел - видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад - двери запираются замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой - а в доме жена бегает и весела и молода, па дворе Змей Змеевич хозяйничает:
- Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет - на шейку шелкова петля!
- Погоди, Змей! - сказал королевич. - Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни.
Спел одну - Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит:
- Пой, пой, Иван-королевич! Твоя охота три двери прогрызла!
Спел другую - ворон кричит:
- Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает!
- Довольно, кончай! - зашипел Змей .- Протягивай шею, накидывай петлю!
- Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой.
Затянул третью песню, а ворон кричит:
- Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!
Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз:
- Прощай, белый свет; прощай, моя охота! А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.
Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.
www.miloliza.com
Жил-был царь, у него были сын да дочь. В соседнем государстве случилась беда немалая — вымер весь народ; просит Иван-царевич отца:
— Батюшка! Благослови меня в то государство на житье ехать.
Отец не согласен.
— Коли так, я и сам пойду!
Пошел Иван-царевич, а сестра не захотела от него отстать и сама пошла. Шли они несколько времени. Стоит в чистом поле избушка на куриных ножках и повертывается; Иван-царевич сказал:
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Избушка остановилась, они взошли в нее, а там лежит баба-яга: в одном углу ноги, в другом голова, губы на притолоке, нос в потолок уткнула.
— Здравствуй, Иван-царевич! Что, дела пытаешь аль от дела лытаешь?
— Где дела пытаю, а где от дела лытаю; в таком-то царстве народ вымер, иду туда на житье.
Она ему говорит:
— Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает.
Напоила их, накормила и спать положила.
На другой день брат с сестрой собираются в дорогу; баба-яга дает Ивану-царевичу собаку да синий клубочек:
— Куда клубочек покатится, туда и иди!
Клубочек подкатился к другой избушке на куриных ножках.
— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Избушка остановилась, царевич с царевною взошли в нее, лежит баба-яга и спрашивает:
— Что, Иван-царевич, от дела лытаешь али дела пытаешь?
Он ей сказал, куда и зачем идет.
— Сам бы туда шел, а сестру напрасно взял; она тебе много вреда сделает.
Напоила их, накормила и спать положила. Наутро подарила Ивану-царевичу собаку и полотенце:
— Будет у тебя на пути большая река — перейти нельзя; ты возьми это полотенце да махни одним концом — тотчас явится мост; а когда перейдешь на ту сторону, махни другим концом — и мост пропадет. Да смотри, махай украдкою, чтоб сестра не видела.
Пошел Иван-царевич с сестрою в путь-дорогу: куда клубок катится, туда и идут. Подошли к широкой-широкой реке. Сестра говорит:
— Братец! Сядем тут отдохнуть.
Села и не видала, как царевич махнул полотенцем — тотчас мост явился.
— Пойдем, сестрица! Бог дал мост, чтобы перейти нам на ту сторону.
Перешли за реку, царевич украдкой махнул другим концом полотенца — мост пропал, как не бывало! Приходят они в то самое царство, где народ вымер; никого нет, везде пусто! Пообжилися немножко; вздумалось брату пойти на охоту, и пошел он со своими собаками бродить по лесам, по болотам.
В это время прилетает к реке Змей Горыныч; ударился о сыру землю и сделался таким молодцом да красавцем, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Зовет к себе царевну:
— Ты, — говорит, — меня измучила, тоской иссушила; я без тебя жить не могу!
Полюбился Змей Горыныч царевне, кричит ему:
— Лети сюда через реку!
— Не могу перелететь.
— А я что же сделаю?
— У твоего брата есть полотенце, возьми его, принеси к реке и махни одним концом.
— Он мне не даст!
— Ну, обмани его, скажи, будто вымыть хочешь.
Приходит царевна во дворец; на ту пору и брат ее возвратился с охоты. Много всякой дичи принес и отдает сестре, чтоб завтра к обеду приготовила. Она спрашивает:
— Братец! Нет ли у вас чего вымыть из черного белья?
— Сходи, сестрица, в мою комнату; там найдешь, — сказал Иван-царевич и совсем забыл о полотенце, что баба-яга подарила, да не велела царевне показывать. Царевна взяла полотенце; на другой день брат на охоту, она к реке, махнула одним концом полотенца — и в ту ж минуту мост явился. Змей перешел по мосту. Стали они целоваться, миловаться; потом пошли во дворец.
— Как бы нам, — говорит змей, — твоего брата извести?
— Придумай сам, а я не ведаю, — отвечает царевна.
— Вот что: притворись больною и пожелай волчьего молока; он пойдет молоко добывать — авось голову свернет!
Воротился брат, сестра лежит на постели, жалуется на болезнь свою и говорит:
— Братец! Во сне я видела, будто от волчьего молока поздоровею; нельзя ли где добыть? А то смерть моя приходит.
Иван-царевич пошел в лес — кормит волчиха волчонков, хотел ее застрелить; она говорит ему человеческим голосом:
— Иван-царевич! Не стреляй, не губи меня, не делай моих детей сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, надои; еще дам в придачу волчонка; он тебе станет верой-правдою служить.
Царевич надоил молока, взял волчонка, идет домой. Змей увидал, сказывает царевне:
— Твой брат идет, волчонка несет, скажи ему, что тебе медвежьего молока хочется.
Сказал и оборотился веником. Царевич вошел в комнату; за ним следом собаки вбежали, услыхали нечистый дух и давай теребить веник — только прутья летят!
— Что это такое, братец! — закричала царевна. — Уймите вашу охоту, а то завтра и подмести нечем будет!
Иван-царевич унял свою охоту и отдал ей волчье молоко.
Поутру спрашивает брат сестру:
— Каково тебе, сестрица?
— Немножко полегчило; если б ты, братец, принес еще медвежьего молока — я бы совсем выздоровела.
Пошел царевич в лес, видит: медведиха детей кормит, прицелился, хотел ее застрелить; взмолилась она человеческим голосом:
— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детей сиротами; скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, еще дам в придачу медвежонка.
Царевич надоил молока, взял медвежонка, идет назад. Змей увидал, говорит царевне:
— Твой брат идет, медвежонка несет; пожелай еще львиного молока.
Вымолвил и оборотился помелом; она сунула его под печку. Вдруг прибежала охота Ивана-царевича, почуяла нечистый дух, бросилась под печку и давай тормошить помело.
— Уймите, братец, вашу охоту, а то завтра нечем будет печки замести.
Царевич прикрикнул на своих собак; они улеглись под стол, а сами так и рычат.
Наутро опять царевич спрашивает:
— Каково тебе, сестрица?
— Нет, не помогает, братец! А снилось мне нынешнюю ночь: если б ты добыл молока от львицы — я бы вылечилась.
Пошел царевич в густой-густой лес, долго ходил — наконец увидел: кормит львица малых львенков, хотел ее застрелить; говорит она человеческим голосом:
— Не стреляй меня, Иван-царевич, не делай моих детушек сиротами; лучше скажи: что тебе надобно?
— Мне нужно твоего молока.
— Изволь, еще одного львенка в придачу дам.
Царевич надоил молока, взял львенка, идет домой. Змей Горыныч увидал, говорит царевне:
— Твой брат идет, львенка несет, — и стал выдумывать, как бы его уморить.
Думал-думал, наконец выдумал послать его в тридесятое государство; в том царстве есть мельница за двенадцатью дверями железными, раз в год отворяется — и то на короткое время; не успеешь оглянуться, как двери захлопнутся.
— Пусть-ка попробует, достанет из той мельницы мучной пыли!
Вымолвил эти речи и оборотился ухватом; царевна кинула его под печку. Иван-царевич вошел в комнату, поздоровался и отдал сестре львиное молоко; опять собаки почуяли змеиный дух, бросились под печку и начали ухват грызть.
— Ах, братец, уймите вашу охоту; еще разобьют что-нибудь!
Иван-царевич закричал на собак; они улеглись под столом, а сами всё на ухват смотрят да злобно рычат.
К утру расхворалась царевна пуще прежнего, охает, стонет.
— Что с тобой, сестрица? — спрашивает брат. — Али нет от молока пользы?
— Никакой, братец! — и стала его посылать на мельницу.
Иван-царевич насушил сухарей, взял с собой и собак и зверей своих и пошел на мельницу. Долго прождал он, пока время настало и растворились двенадцать железных дверей; царевич взошел внутрь, наскоро намел мучной пыли и только что успел выйти, как вдруг двери за ним захлопнулись, и осталась охота его на мельнице взаперти. Иван-царевич заплакал:
— Видно, смерть моя близко!
Воротился домой; змей увидал, что он один, без охоты идет.
— Ну, — говорит, — теперь его не боюсь!
Выскочил к нему навстречу, разинул пасть и крикнул:
— Долго я до тебя добирался, царевич! Уж и ждать надоело; а вот-таки добрался же — сейчас тебя съем!
— Погоди меня есть, лучше вели в баню сходить да наперед вымыться.
Змей согласился и велел ему самому и воды натаскать, и дров нарубить, и баню истопить. Иван-царевич начал дрова рубить, воду таскать. Прилетает ворон и каркает:
— Кар-кар, Иван-царевич! Руби дрова, да не скоро; твоя охота четверо дверей прогрызла.
Он что нарубит, то в воду покидает. А время идет да идет; нечего делать — надо баню топить. Ворон опять каркает:
— Кар-кар, Иван-царевич! Топи баню, да не скоро; твоя охота восемь дверей прогрызла.
Истопил баню, начал мыться, а на уме одно держит:
— Если б моя охота да ко времени подоспела!
Вот прибегает собака; он говорит:
— Ну, двоим смерть не страшна!
За той собакой и все прибежали.
Змей Горыныч долго поджидал Ивана-царевича, не вытерпел и пошел сам в баню. Выскочила на него вся охота и разорвала на мелкие кусочки. Иван-царевич собрал те кусочки в одно место, сжег их огнем, а пепел развеял по чистому полю. Идет со своею охотою во дворец, хочет сестре голову отрубить; она пала перед ним на колени, начала плакать, упрашивать. Царевич не стал ее казнить, а вывел на дорогу, посадил в каменный столб, возле положил вязанку сена да два чана поставил: один с водою, другой — порожний. И говорит:
— Если ты эту воду выпьешь, это сено съешь да наплачешь полон чан слез, тогда бог тебя простит, и я прощу.
Оставил Иван-царевич сестру в каменном столбе и пошел с своею охотою за тридевять земель; шел-шел, приходит в большой, знатный город; видит — половина народа веселится да песни поет, а другая горючими слезами заливается. Попросился ночевать к одной старушке и спрашивает:
— Скажи, бабушка, отчего у вас половина народа веселится, песни поет, а другая навзрыд плачет?
Отвечает ему старуха:
— О-ох, батюшка! Поселился на нашем озере двенадцатиглавый змей, каждую ночь прилетает да людей поедает; для того у нас очередь положена — с какого конца в какой день на съедение давать. Вот те, которые отбыли свою очередь, веселятся, а которые — нет, те рекой разливаются.
— А теперь за кем очередь?
— Да теперь выпал жребий на царскую дочь: только одна и есть у отца, и ту отдавать приходится. Царь объявил, что если выищется кто да убьет этого змея, так он пожалует его половиною царства и отдаст за него царевну замуж; да где нынче богатыри-то? За наши грехи все перевелись!
Иван-царевич тотчас собрал свою охоту и пошел к озеру, а там уж стоит прекрасная царевна и горько плачет.
— Не бойся, царевна, я твоя оборона!
Вдруг озеро взволновалося-всколыхалося, появился двенадцатиглавый змей.
— А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачем пришел? Драться али мириться хочешь?
— Почто мириться? Русский богатырь не за тем ходит, — отвечал царевич и напустил на змея всю свою охоту: двух собак, волка, медведя и льва. Звери вмиг его на клочки разорвали. Иван-царевич вырезал языки изо всех двенадцати змеиных голов, положил себе в карман, охоту гулять распустил, а сам лег на колени к царевне и крепко заснул. Рано утром приехал водовоз с бочкою, смотрит — змей убит, а царевна жива, и у ней на коленях спит добрый молодец. Водовоз подбежал, выхватил меч и снес Ивану-царевичу голову, а с царевны вымучил клятву, что она признает его своим избавителем. Потом собрал он змеиные головы и повез их к царю; а того и не знал, что головы-то без языков были.
Ни много, ни мало прошло времени, прибегает на то место охота Ивана-царевича; царевич без головы лежит. Лев прикрыл его травою, а сам возле сел. Налетели вороны с воронятами мертвечины поклевать; лев изловчился, поймал вороненка и хочет его надвое разорвать. Старый ворон кричит:
— Не губи моего детенка; он тебе ничего не сделал! Коли нужно что, приказывай — все исполню.
— Мне нужно мертвой и живой воды, — отвечает лев, — принеси, тогда и вороненка отдам.
Ворон полетел, и солнце еще не село — как воротился и принес два пузырька, мертвой и живой воды. Лев разорвал вороненка, спрыснул мертвой водой — куски срослися, спрыснул живой водой — вороненок ожил и полетел вслед за старым вороном. Тогда лев спрыснул мертвою и живою водой Ивана-царевича; он встал и говорит:
— Как я долго спал!
— Век бы тебе спать, кабы не я! — отвечал ему лев и рассказал, как нашел его убитым и как воротил к жизни.
Приходит Иван-царевич в город; в городе все веселятся, обнимаются, целуются, песни поют. Спрашивает он старуху:
— Скажи, бабушка, отчего у вас такое веселье?
— Да вишь, какой случай вышел: водовоз повоевал змея и спас царевну; царь выдает теперь за него свою дочь замуж.
— А можно мне посмотреть на свадьбу?
— Коли умеешь на чем играть, так иди; там теперь всех музыкантов примают.
— Я умею на гуслях играть.
— Ступай! Царевна до смерти любит слушать, когда ей на гуслях играют.
Иван-царевич купил себе гусли и пошел во дворец. Заиграл — все слушают, удивляются: откуда такой славный музыкант проявился? Царевна наливает рюмку вина и подносит ему из своих рук; глянула и припомнила своего избавителя; слезы из глаз так и посыпались.
— О чем плачешь?
— спрашивает ее царь. Она говорит:
— Вспомнила про своего избавителя.
Тут Иван-царевич объявил себя царю, рассказал все, как было, а в доказательство вынул из кармана змеиные языки. Водовоза подхватили под руки, повели и расстреляли, а Иван-царевич женился на прекрасной царевне. На радостях вспомнил он про свою сестру, поехал к каменному столбу — она сено съела, воду выпила, полон чан слез наплакала. Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.
skazachok.ru
