Вторая Мировая Война » Помню день, когда деревню заняли немцы

Семья Ламоновых. Мария Исаевна и Афанасий Федорович, на первом плане Вера, стоят Лида и Саша, 1936 год

В 1941 году мне было 10 лет. Мы с семьей – мама, папа, брат и сестра – жили в деревне Подроща Смоленской области, это 60 км от Смоленска.

В начале войны несколько дней была бомбежка. Горел Смоленск. Мы сидели с мешками сухарей на лавке под частоколом и смотрели на зарево. Оно было огромное – на полнеба. Люди были очень испуганные и наивные, мы не понимали, что нас ждет.

Ребят-подростков, в том числе моего четырнадцатилетнего брата Сашу, отправили в поле «не пускать немцев». Оружия у них никакого, конечно, не было. Только какие-то палки. В лесу вырыли окопы. Говорили, что мы там будем прятаться, когда немцы будут проходить. Почему-то рассчитывали, что они пройдут мимо.

Нас детей очень ругали, если мы баловались и шумели. Взрослые говорили, что немцы услышат и сбросят на нас бомбу. Взрослые, кажется, и правда верили, что у немцев очень хорошая техника, локаторы какие-то, и они все слышат, находясь в своих самолетах. Помню такой эпизод. Женщины услышали самолеты и выскочили на улицу с какой-то белой тряпкой. Стали кричать «Мы ваши! Мы ваши!». Они не знали, как спасать себя и своих детей.

Первый день оккупации

Вера Афанасьевна Ламонова

Очень хорошо помню день, когда нашу деревню заняли немцы. Ранним утром была бомбежка. Нас разбудил шум снарядов. Все деревенские уже успели выгнать скот «на росу». Бомбежка уничтожила весь скот. Коровы лежали на земле. Были дохлые, были искалеченные. Страшно мычали. Моя мама Мария Исаевна Ламонова, когда началась бомбежка, доила нашу корову. Осколок бомбы попал корове в ногу. Корова свалилась. Маму даже не поранило. А вот наша родственница, погибла от снаряда в то же утро. Она тоже корову доила, и в это время осколок попал ей прямо в голову.

Бомбы в тот день сбрасывали на каждый дом. В наш дом не попали. Немножко просчитались, снаряд упал на соседнее поле картошки.

В то же утро на деревню пошли танки. Такой гул поднялся! Мама пришла за нами, мы выскочили из дома и побежали на улицу – на край деревни. Там стояли группкой женщины и дети. Вдруг откуда-то появился наш русский солдат. Бежит по улице. Мы не успели опомниться, как увидели, что на него двигается немецкий танк. Танк нагнал солдата, человек оказался прямо под ним. На наших глазах танк развернулся на девяносто градусов и поехал дальше. Танкист даже не выглянул посмотреть, что стало с солдатом. Конечно, немец был уверен, что раздавил русского. Мы смотрим – а солдатик-то шевелится! Это было настоящее чудо. Он встал, шатаясь. Лицо у него было белое. Куда-то побежал. Женщины стали кричать ему: «Сбрасывай шинель!» Шинели у наших солдат были какие-то несуразные, очень длинные. Но он ничего не слушал, только бежал. Мама потом часто вспоминала его. Хотела в газету написать. Мама хотела узнать, что с ним случилось дальше. Вдруг откликнется, вдруг он выжил.

Во время оккупации

Кровь и трупы стали для нас, детей чем-то обыденным. Мы ничего не боялись. Помню, мы, дети, пасли коров, и нас начали бомбить. Мы попадали на землю. Помню, как мы бегали по лесу и то и дело натыкались на трупы солдат. Тела лежали кучами, вповалку, по несколько трупов. Буквально под каждым кустом. Это было привычно, мы продолжали бегать, играть во что-то. Помню, как наша речушка изменила свой цвет, после боев стала кровавой. Трупы лежали по обоим берегам. Тела убрать и захоронить было некому. Через время мы бегали по тем же местам, там уже лежали человеческие кости и солдатская одежда.

Когда немцы только пришли они схватили моего крестного, двоюродного брата моего отца. Он был очень красивый, высокий темноволосый и темноглазый. Немцы увели его и еще одного мужчину куда-то в лес. Тот, второй, остался жив. Он рассказал, что немцы велели им бежать в разные стороны, а сами начали стрелять, но не попали в него. А в крестного попали. Потом мы долго искали крестного, никак не могли найти. И вот как-то пошли опять на поиски. И наша собака забрехала около муравейника. Мы раскопали этот огромный муравейник. Тело там лежало. Все изъеденное. Это было страшно. Вот как издевались над нами. Взрослые говорили, что крестный был похож на еврея, поэтому с ним так немцы поступили. Мы повезли его хоронить в деревню. У него осталось пятеро детей.

Наша деревня делилась на несколько поселков. Всех нас немцы повыгоняли из своих домов. И вот весь наш поселок – человек тридцать ютился в одной хате. Кто на полу спал, кто где. И так всю оккупацию. Хата не закрывалась. Мы лежали штабелями.

Во время войны мама родила сыночка Володю. Он у нас недолго пожил. Зима, холод, голод. Он простудился. Годик ему было, когда умер. У других женщин тоже умирали дети.

В нашей хате стояли немцы. А в нашем сарае были огромные немецкие лошади тяжеловозы. За ними ухаживал какой-то человек с Украины. Он прислуживал немцам и был на их обеспечении. Одна женщина, у нее было пятеро детей, а муж на фронте, приходила к нему ночевать, а он ей за это давал еду для детей. Никто эту женщину не осуждал.

Помню, что я удивлялась, как смело ведет себя с немцами моя мама. Она мне казалась тогда очень старой. А ведь ей было всего тридцать три — тридцать четыре года. Немцы, когда приходили к нам, вели себя очень нагло, всюду рыскали, забирали у нас последнюю еду. И вот однажды немец увидел на верхней полке кувшин и наклонил его на себя, чтобы посмотреть, что там. А оттуда прямо ему в лицо полилось молоко. Он, конечно, не ожидал. Мама засмеялась. Немцы на нее кричат, а она смеется. А я очень удивилась, что мама не боится смеяться.

Как-то мама увидела, что немцы набили в нашу хату сена. И печку тоже сеном топят. Огонь очень сильный разгорается. Она стала им объяснять, что они так спалят нашу хату. Стала им руками показывать, громко очень говорит, кричит на них. Они ее послушали, перестали сеном топить.

Однажды ночью раздался стук в дверь. Потом выстрел. Потом в хату ворвался пьяный немец весь в крови. Я это помню, потому что мы, дети, очень испугались. Немец искал нашего отца, а отец спрятался в подполе. А мама выбежала зимой на улицу босая. Стояла босиком на морозе и держала лошадь немца под уздцы. Мы, дети, так растерялись, что даже обувь ей не подали. Немец отца не нашел. Ушел, но потом снова вернулся. На этот раз мама сказала, что отец пошел его искать. Немец ушел и уже не появлялся. Он шел по деревне и стрелял.

Но немцы тоже разные были. Один как-то подозвал мою маму и стал для нее что-то чертить пальцем на столе. Объяснять, что немцев окружили, Гитлеру «капут», нас скоро освободят. Он это ей пытался объяснить, чтобы мы никуда не уходили, если нас будут гнать.

Рассказы отца о лагерях

Мой отец, Ламонов Афанасий Федорович, был инвалидом, на фронт его не взяли. Он был лет намного старше мамы, в революции участвовал. Немцы дважды забирали его в лагерь. Он дважды бежал.

Отец рассказывал, что их всех, пленных, немцы поместили в поезд, в вагоны, в которых обычно перевозят скот. В этих вагонах были очень маленькие окошечки. Когда поезд тронулся, кто мог, прыгал из окошек. Каждый вагон охраняли два немца-автоматчика. Они стреляли по тем, кто пытался бежать. Отец ехал в вагоне с молодыми ребятами. Ребята бежать не собирались: «Да ты что, батя, мы в Германию поедем. Хорошо будем жить. Дадут нам землю. Будем там работать». Такие были наивные. Отец стал их просить подсадить его, чтобы самому выбраться в окошко.

Карабкался, а сил нет. Ребята матерятся. А он их просит: «Потерпите, ребятки!» Так он нам рассказывал. «Вскарабкался. Чувствую, что поезд в гору пошел. Думаю – надо сейчас прыгать. И прыгнул. Упал на землю. Огляделся – около него ребята какие-то молодые лежат. Все они ослабленные были. Ни идти, ни стоять не могли. Ползли, катились. Главное было — уйти от железной дороги. Так и доползли до ближайшей деревни. Пустила их в дом одна женщина. Баню натопила. Дала поесть. Ребята навалились на еду. Отец их просил остановиться, говорил, что плохо будет, а они не слушают. Потом им очень дурно было, но все же наутро нам надо было идти. Немного прошли вместе, а потом пошли каждый своей дорогой. Вместе было опасно идти. Могли заметить.

Отец дошел от Смоленска до Подрощи 60 километров пешком в лаптях. Когда пришел, на него было страшно смотреть – 30 кг веса. Пришел к сестре, она жила на краю деревни. Сестра прибежала к моей маме: «Марийка, иди забирай Афанасия. У него нет сил до дома дойти».

Потом отца снова забрали в лагерь. Сначала вызвали в комендатуру, которая находилась в соседней деревне. Он пришел туда, немец поднял доску и из подпола вышли молодая учительница Анна Александровна и врач. Там их держали фашисты. Их и отца обвинили в том, что помогают партизанам. Но учительницу и врача почему-то отпустили, а отца забрали. Увезли куда-то в Белоруссию. Была зима. Отец рассказывал, что они сидели в сараях без крыши. Шел снег, было холодно, люди сидели, прижавшись друг к другу: «Проснешься, а рядом с тобой уже мертвец сидит». Трупы никто не убирал из этих сараев.

Ночью ходили предатели и проводили агитацию. Людей уговаривали выдать тех, кто был коммунистом, офицером. За это обещали хорошую жизнь.

Кормили похлебкой из воды и капустных листьев. Отец уже не мог ее есть. Организм не принимал еду. Отдавал молодым. А однажды шел по лагерю и увидел длинную очередь. И все молодые ребята. Спросил, зачем стоят. Ему отвечают: «За картошкой, батя. Становись». Он смотрит, а в этот барак, где картошку выдают, люди только заходят. Никто оттуда не выходит. Там уничтожали военнопленных.

Освобождение

Когда немцы бежали из нашей деревни, они гнали с собой жителей в Германию, а дома сжигали. Все сжечь не успели. Покидали деревню в ужасной спешке. Вот только всю главную улицу сожгли и школу — очень хорошее здание — тоже сожгли.

Немцы нас тоже погнали всей семьей, да еще и с коровой, но нам удалось бежать, мы свернули с дороги под мостик. А потом убежали в лес на болото. Ночью лежим там. Слышим, как немцы бегут по дороге. Вдруг загремело что-то. Мы тогда еще не знали, что это наша «Катюша». Было очень страшно. Горело все! Но нас почему-то не задело. То недолет, то перелет. Может, разведка донесла, что люди на болоте прячутся. Среди нас была очень богомольная женщина. Улечка ее звали. Вот она поставила нас всех на колени, и мы все молились, чтобы нам уцелеть. Она так и сказала: «Молитесь и мы выживем». Так до утра мы и простояли на коленях.

Под утро все успокоилось. Мы слышим, взрослые кричат: «Наши! Наши!». Наши солдаты бегом спускаются с горы. Мы их увидели, закричали. Начали обниматься, целоваться. Освободили нас. Наши солдаты нам говорят: «Идите домой».

После этого мой старший брат Саша прибавил себе два года возраста и ушел на фронт. Было ему шестнадцать лет. Он ушел вместе с другими ребятами из нашей деревни – детьми, которые подросли за военное время. Их совсем недолго обучали в Ярцеве и отправили на передовую. Ушло тогда из нашей деревни человек тридцать мальчишек, а вернулось с войны человека три. Саша прошел до Берлина и вернулся домой.

Подготовила для публикации на сайте:
Антонина Фроленкова

дети войны вспоминают страшное детство / Статьи / Newslab.Ru

9 мая — это на самом деле праздник со слезами на глазах. О ветеранах, которых становится все меньше, мы говорим часто. Но ведь немалые испытания выпали на долю их детей — тех, кто родился еще до войны, кто пережил оккупацию или тяготы «глубокого тыла», где ковалась та самая победа. Почитайте трагичные рассказы тех, кто всю жизнь прожил со статусом «детей войны».

Виктор Федорович Сакович

Родился я в 1937 году, в деревне Прянички, Могилевской области, в многодетной семье, где, кроме меня, были еще семь сестер и старший брат-Павел. Когда фашистская Германия без объявления войны напала на нашу Родину, Павел ушел на фронт.

Виктор Сакович

Моя деревня насчитывала 33 двора и дала Красной армии 90 солдат. Многие из них дошли до Берлина, большинство погибли, защищая свое отечество. В деревне остались одни женщины, старики и дети.

Белоруссия первой подверглась нападению фашистов и находилась в оккупации почти 3 года. Помню, как летели немецкие самолеты и снаряды, создавая невыносимый вой. Бомбили торфяной завод и станцию Шестеровка. В это время мы, дети, находились в вырытых блиндажах.

Потом в деревню вошли немецкие танки и колонны автомашин. Немцы заняли нашу деревню и оставались в ней до середины 1942 года. Нас выгнали из домов — мы жили в бане, а немцы — в избах. Нам разрешали топить печь и готовить еду дома. В деревне скота не было — его угнали в лес. Туда же увезли зерно и другие продукты. В деревне остались только куры и гуси. Немцы ловили курей, бегая за ними и убивали каким-то «хлыстиком». Нас заставляли ощипывать и уносили курей на полевую кухню, расположенную недалеко от нашего дома. Мы, дети, часто бывали возле полевой кухни. Иногда повара угощали нас и давали по булке хлеба. Наверное, им было жалко нас — изголодавшихся и худых.

К середине 1942 года та часть ушла с нашей деревни, но ее сменила другая. Солдаты были в черной форме со свастикой на рукавах. Они проявляли зверства, прямо в деревне расстреляли подростка, забрали и хотели расстрелять пожилого мужчину, друга моего отца за то, что он был похож на еврея. Моему отцу каким-то образом удалось убедить их, что он не еврей. Наверное, помогло знание немецкого языка. Мы выживали, как могли. Ели крапиву, лебеду, заячью капусту, щавель. Искали на полях гнилую картошку и мать стряпала блины, добавляя туда свежие сосновые опилки и отруби.

Потом стало известно, что немцы собрались забрать детей и отправить в Германию. Поэтому все жители ушли в лес, к партизанам. Вернулись мы только к концу 1944, когда немецкие захватчики отступили. Деревня была сожжена полностью, вместо изб стояли остовы русских печей. Восстанавливать ее помогали солдаты Красной Армии. Они делились своими запасами, пилили и возили лес в село к каждому сожженному двору. Его было достаточно, чтобы строить дома и возродить село.

Потом организовался колхоз. Люди стали заниматься сельским хозяйством. Техники не было, лошадей то же. Все делали вручную. Вспахивали землю, запрягаясь вместо лошадей. В семилетнем возрасте я умел пахать землю, косить траву, сеять зерно. Так прошло мое детство.

После службы в армии Виктор приехал к брату в Красноярск, работал в милиции сначала «опером», а с 1977 по 1986 год начальником Кировского районного отдела внутренних дел (прим. редакции).

Владимир Федорович Черепанов

Я родился в июле 1936 года в селе Пировском Красноярского края. Кроме меня, в семье были четыре старшие сестры и одна младшая.

Вова Черепанов

Мой папа Фёдор родился в 1899 году, был участником Гражданской войны. Я помню его очень плохо. Всплывают только отдельные эпизоды, например, что однажды он брал меня на охоту. Мы долго ждали темноты, но утки так и не прилетели. Отец сказал, что нас выдала моя белая шапочка из пуха зайца. Перед уходом домой он решил показать мне, как надо стрелять из ружья. Предложил нажать на спусковой крючок двустволки, которую держал в руках. В памяти сохранилась картинка: в темноте из ствола вылетело пламя.

Момента начала войны я не помню. Позднее из разговоров узнал, что мужчины были настроены оптимистично, верили в победу, думали, что война закончится через несколько месяцев, как это было в конфликтах с Японией и Финляндией.

15 января 1942 года отца призвали на фронт. Что такое война, я понял, когда через 2 месяца семья получила извещение о гибели отца. В нём было указано: убит 18 марта, похоронен в братской могиле у деревни Темерец Новгородского района Ленинградской области. Помню, как плакали мать, сёстры, родственники. Потом мы узнали, что отец был пулемётчиком и погиб в первом же бою после прибытия на передовую из запасного полка. Когда его пулемёт замолчал, сослуживец подошёл и увидел пулевое ранение в области лба. С его слов, отец был убит снайпером.

Сообщение о Дне Победы я встретил, как ни странно, без особой радости. Мы, мальчишки, окончание войны восприняли с некоторым сожалением — больше не будет сообщений о героических победах советской армии, а именно они были любимой темой наших разговоров.

Евдокия Макаровна Гресева (Гнездилова)

Родилась Евдокия 10 мая 1934 года на хуторе Новоуспенка Острогожского района Воронежской области. Там и жила до войны. Ее мать рано умерла, оставив ее с братом и сестрой на отца и бабушку.

Евдокия в молодости

Отца призвали в армию и он почти сразу пропал без вести. Его вторая жена с маленькой дочкой ушли к своим родственникам, а трое детей остались на бабушку.

Активные боевые действия на территории Воронежской области проходили с конца июня 1942 года до конца января 1943 года. Через хутор на восток проходили отступающие солдаты Советской армии. Однажды примерно 30 человек остались ночевать в их доме, но уйти они не успели — пришли немцы и взяли всех в плен. Некоторые солдаты перешли к фашистам, и их оставили в живых. А остальных на глазах у детей и односельчан расстреляли в саду.

В первые дни оккупации фашисты вели себя по отношению к детям дружелюбно, даже угощали сухарями из белого хлеба, которого дети ни разу не видели. Бабушка обязана была доить корову и все молоко отдавать немецким солдатам. Однажды кувшин молока она оставила детям. Оккупанты это сразу же заметили и забрали корову. Бабушка с Дусей ходили к офицеру и просили вернуть корову. Офицер ответил: «Пусть Сталин возвращает». Бабушка сказала: «Сталин дал, а вы, сатаны, отняли». Офицер выгнал их.

Затем все население хутора немцы перевели в другой населенный пункт — Лобижское видимо в Курской области. Им необходимо было прикрываться населением от советских бомбежек и артиллерийских обстрелов. Немцы организовали школу. Дуся была девочкой школьного возраста и поэтому ей пришлось несколько месяцев ходить в школу. Преподавание осуществлялось немцами и на немецком языке. Но детям было не до учебы — все мысли были только о еде. Фашисты давали ежемесячно по 5 кг пшеницы на человека, но они быстро заканчивалась. Дуся вместе с бабушкой ходили по поселку и просили еду. Жители давали иногда кусочек хлеба, иногда сырую или вареную картошку. Так и выживали.

Позже судьба забросила Евдокию Макаровну в Сибирь — в Иркутской области она воспитывала и учила своих двоих дочерей, работала до выхода на пенсию в плановом отделе Тайшетского райисполкома. В 2018 году вместе с дочерью купила в Дивногорске квартиру и живет с тех пор там.

Людмила Фоминична Бумагина

Я родилась в сентябре 1940 года в Барабинске, где отец служил в местной воинской части. Так как он был военнослужащим, его отправили на фронт в первые же дни после начала войны. А мама уехала вместе со мной на родину — на Стеклозавод (ныне — поселок 13 Борцов). Большая деревня опустела — мужчины ушли на фронт, остались женщины, дети и пара мужчин, которые были не годны к службе. Из нашей семьи ушли на фронт отец и материны братья, а деда отправили на трудовой фронт — в Челябинск на танковый завод. Он вернулся оттуда почти полностью глухим.

Стекольный завод останавливать было нельзя, потому что там производили бутылки для зажигательной смеси. Для его работы было нужно огромное количество дров, поэтому женщины помоложе собирались в бригады и шли валить деревья. Командовал ими бригадир, который на фронт не попал, так как у него не было ноги. Работа была очень тяжелая, особенно в морозы, когда пила просто примерзала к стволу.

Мама рассказывала, что как-то хотела пропустить работу, даже спряталась однажды в подполе от бригадира. Но я выдала — показала, где сидит. Ребенку 2-3 лет же не объяснишь.

Если сравнивать нашу жизнь с тем, что было в семье мужа, который с мамой и бабушкой жил в войну Красноярске, у нас все было хорошо. Была своя корова, куры. Поэтому мы не голодали сильно. Коноплю собирали и ее зерна мололи на муку. А колоски пшеницы собирали на полях, недалеко от деревни. Старались не попадаться охране. Все-таки в Сибири попроще было, не стреляли за это. Но кнутом прилететь могло хорошо.

Отца ранили в 1944 году в Крыму и отправили в госпиталь. А оттуда — в Прибалтику, наводить порядок. Я там пошла в первый класс в школу. Нас, детей военнослужащих, собирал солдат по домам и под охраной вел на занятия.

Отношение местных к нам было очень плохим, поэтому при первой возможности отец попросил перевода. Была возможность в Барабинск вернуться, но выбрали Красноярск, поближе к родным.

Интернет-газета Newslab, при подготовке использовались материалы 24.мвд.рф

Немецкие молочные продукты | Вегетарианец в Германии

18 января 2009 г. by captious

Между немецкими и американскими молочными продуктами нет однозначного соответствия. Если вы так же запутались, как и я, начните с этой сложной диаграммы немецких молочных продуктов из статьи о молочных продуктах на wikipedia.de.

В Германии существует четыре основных типа молока, названных в соответствии с содержанием молочного жира:

• Landmilch (деревенское молоко), минимум 3,8% жира (без обезжиривания)
• Vollmilch (цельное молоко), мин. 3,5% жирности (должно быть термически обработано)
• Fettarme milch (нежирное молоко), 1,5-1,8% жирности (должно быть термически обработано)
• Magermilch (обезжиренное молоко), макс. 0,3% жира (должно быть термически обработано)

Каждый тип молока, указанный выше, дополнительно классифицируется по процессу стерилизации. Wikipedia.de перечисляет несколько различных способов стерилизации молока:

• Rohmilk (сырое молоко) не нагревалось. Я думаю, что в Германии вы можете получить настоящее сырое молоко только в том случае, если вы фермер.
• Vorzugsmilch — это просто фильтрованное сырое молоко, которое не нагревалось и не гомогенизировалось. Весь натуральный жир должен быть сохранен, поэтому Vorzugsmilch с пониженным содержанием жира не получить. Содержание витаминов такое же, как в сыром молоке. Строгие немецкие законы гарантируют, что Vorzugsmilch производится в особых гигиенических условиях. (Я думаю, что это также должно быть проверено на определенные патогены, такие как туберкулез). Еще на упаковках есть предупреждение: хранить при температуре не выше 8 градусов по Цельсию. Также срок годности может быть не более 9Через 6 часов после того, как молоко было извлечено из коровы. Vorzugsmilch часто имеет маркировку Milch mit zugesicherten Eigenschaften (сертифицированное молоко), что указывает на то, что оно было произведено на специально сертифицированной ферме. При приготовлении Воргужсмилча потеря витаминов составляет 10-30%. Ищите Vorzugsmilch в магазинах Bio.
• Dauererhitzung / Длительное время: Молоко хранится от 15 до 30 минут при температуре от 62°C до 65°C.
• Frisch Milch, , также называемый Pasteurisierte Milch (Пастеризованное молоко): Молоко выдерживают от 15 до 30 секунд при температуре от 72°C до 75°C. При хранении в холодильнике он хранится не более 10 дней. С учетом транспортировки и времени в магазине молока обычно хватает еще на 5-7 дней. Пастеризованное молоко теряет менее 10% витаминов группы В по сравнению с сырым молоком.
• Hocherhitzung / Высокая температура: молоко выдерживается в течение нескольких секунд при температуре от 85°C до 95°C.
• laenger-Frisch milch Это называется «свежее молоко длительного хранения» или ESL-Milk (расширенный срок хранения): это молоко имеет более длительный срок хранения, чем пастеризованное молоко, и предположительно имеет лучший вкус и содержит больше питательных веществ, чем H-milch. . Молоко нагревают в течение двух секунд до 127 °C, а затем сразу же снижают температуру до 90 °C на несколько секунд. При 7°С молока хватит примерно на 20 дней. ESL-Milk теряет в среднем 10% витаминов по сравнению с сырым молоком, но это число увеличивается при более длительном хранении.
• Ультравысокотемпературное (UHT-Milch) молоко, известное на немецком языке как haltbare (long-life) Milch ( H-Milch ): молоко выдерживается в течение двух-восьми секунд при температуре не менее 135°C; неоткрытое ультрапастеризованное молоко хранится при комнатной температуре не менее трех месяцев и до шести месяцев. Первоначально в этом молоке наблюдается потеря 20% витаминов, но эта цифра существенно возрастает при длительном хранении.
• Стерилизованное молоко ( Sterilmilch ): молоко нагревают при температуре от 110°C до 120°C в течение 20-30 минут. Это молоко хранится при комнатной температуре не менее шести месяцев. Стерилизованное молоко показывает самые высокие потери витаминов, от 20 до 100% в зависимости от времени хранения.

Срок годности, указанный на упаковке, всегда подразумевает, что молоко не вскрыто. После открытия все виды молока хранятся всего несколько дней в типичном немецком холодильнике. Если в холодильнике держать температуру 5-7 градусов по Цельсию, то молока хватит еще на несколько дней.

Типы сливочного масла, из wikipedia.de статья о сливочном масле:

• Sauerrahmbutter изготавливается из микробиально подкисленного молока, сливок или сыворотки. С помощью специфических молочнокислых бактерий маслу придается кислый вкус. рН должен быть не менее 5,1. Отлично подходит для намазывания тостов.
• Sussrahmbutter — сладкосливочное масло, изготовленное без добавления молочнокислых бактерий. Вкус свежий, сливочный и мягкий. Кислотность не может быть ниже рН 6,4. Его часто используют для приготовления соусов.
• Масло Mildgesäuerte является разновидностью сливочного масла Süßrahmbutter, но его кислотность находится в диапазоне между pH 5,1 и pH 6,4. Я не уверен, когда он используется.
• Salzbutter (Соленое масло) редко встречается в Германии.
• Butterschmalz — это гхи, молочный жир без белка и воды, которые обычно присутствуют в сливочном масле.
• Сливочное масло с пониженным содержанием жира также продается под разными названиями. Они часто содержат консерванты и эмульгаторы.

Два распространенных немецких сыра, с которыми вы, возможно, не знакомы, — это творог и кефир.

Molke — жидкая сыворотка. Он охлажден и может быть найден с другими молочными продуктами. Обычно он продается в контейнере объемом 500 мл, такой же формы, как контейнеры для йогурта.

Блог American Expat в Германии предлагает следующие заменители стандартных американских молочных продуктов:

• Сливки, жирные — американские жирные сливки содержат не менее 36% молочного жира, а Schlagsahne extra содержит не менее 35% жира. Вы также можете попробовать Teesahne (не менее 35% жирности) или Crème double (40-45% жирности), если вам нужно что-то действительно тяжелое.
• Сливки для взбивания – В США сливки для взбивания содержат 30-36% жира. Вы, скорее всего, захотите заменить это на Schlagsahne , который содержит 30-33 % молочного жира.
• Сметана – В США сметана содержит не менее 18% молочного жира. В Германии Saure Sahne содержит 10–15 % молочного жира, Crème légère содержит 15 %, Saure Sahne extra содержит 18 %, Schmand содержит 20–29 % и Crème fraîche содержит 300–370 %. . Таким образом, вы, скорее всего, будете счастливы с Saure Sahne extra или Schmand .
• Сгущенное молоко с сахаром – Nestlé Milchmädchen (в супермаркете возле сгущенного молока) или приготовьте свое собственное, нагревая 1-1/4 стакана сахара с 1 стаканом Kondensmilch (сгущенное молоко) вместе в кастрюле, пока сахар полностью не растворится (ага, это действительно так много сахара). Также ищите в русских/турецких магазинах.

Согласно dict.leo.org:

• обезжиренное молоко также называют entrahmte Milch

Творог

• известен как geronnene Milch

.
Сертифицированное молоко

• также называют amtlich geprüfte Milch 9.0012
• взбитые сливки известны как fettreiche Sahne aus erhitzter Milch

.

• sahne и rahm означают сливки

Нравится:

Нравится Загрузка…

«Уникальная капсула времени» с полным обмундированием немецкого офицера, найденным в молочном бидоне, чтобы скрыть его прошлое – The First News

История | Жизнь

Стюарт Доуэлл 23 апреля 2021 г.

Редкая находка в деревне Ратайки на северо-западе Польши включала карты, документы и Железный крест, принадлежавший лейтенанту Вермахта, бежавшему от русских в конце Второй мировой войны.
Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Полная военная форма вместе с картами, документами и Железным крестом, принадлежавшие немецкому солдату, бежавшему от русских в конце Второй мировой войны, были обнаружены в бидоне, закопанном в лесу.

Находка в деревне Ратайки на северо-западе Польши теперь считается уникальной лесниками, которые сделали открытие из-за полноты униформы.

Личные документы, найденные в ржавом контейнере, позволяют предположить, что они принадлежали лейтенанту Вермахта по имени Герхард Альфред Лидтке.

Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Личные документы, найденные в ржавом контейнере, предполагают, что они принадлежали лейтенанту Вермахта по имени Герхард Альфред Лидтке. Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

его личность», — сказал Тадеуш Левандовски из Карнешевицкого лесничества.

Находка была сделана во время лесопосадочных работ, проводившихся работниками лесного хозяйства недалеко от Ратайки в Западно-Поморском воеводстве.

«Крайне редко можно найти кепку, тунику и брюки в таком хорошем состоянии», — сказал Левандовски.

Карта, спрятанная в маслобойке, показывает маршрут, по которому Лидтке шла от Ełk.Nadlesnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

«Обычно не хватает серых брюк с одной полоской, потому что они были удобными, теплыми и быстрее изнашивались», — добавил он.

В маслобойке было много документов, относящихся к довоенной профессии солдата лесником и его военной службе в вермахте.

Включает в себя военный буклет, рукописное письмо, карту и удостоверение о награждении Железным крестом 2-й степени за храбрость в бою и Черным знаком за ранение.

Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Находка была признана уникальной лесниками, которые сделали открытие из-за полноты униформы. документы, могут быть отнесены к конкретному лицу. Более того,

Согласно документам, Герхард Лидтке родился в марте 1915 года, был лейтенантом Вермахта и жил в Восточной Пруссии, ныне районе Элка в Варминско-Мазурском воеводстве. У него была жена и двое детей.

Он работал лесником в нынешнем селе Млечково в Куявско-Поморском воеводстве. Когда началась Вторая мировая война, ему было 24 года.

Левандовски сказал: «У него был довольно длинный боевой путь, потому что он был в Бельгии, Голландии, он прошел Западный фронт, оттуда он отправился на Восточный фронт. 19 июля44 был тяжело ранен».

Личные вещи солдата перед захоронением были спрятаны в старом молочном бидоне. Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Левандовски считает, что найденные в маслобойке разрешения на стрельбу свидетельствуют о том, что Лидтке вернулся к своей прежней профессии лесничего после ранения.

«Тот, что от марта 1945 года, он не успел использовать. Есть опись имущества, которое он имел в своем распоряжении, и карта его лесничества», — сказал он.

Подсказка, почему он закопал свою форму и снаряжение в Ратайках, примерно в 500 километрах от Элка, содержится в повестке, также найденной в маслобойке.

Считается, что Лидтке закопал эти предметы, чтобы скрыть свою личность от Красной Армии. Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Датированный мартом 1945 года, он требовал, чтобы Лидтке явился новым польским лесным властям в Щецине.

Известно, что в то время 620 немецких лесников подлежали депортации в Германию.

Однако, по словам Левандовски, возможно, что Лидтке вызвали в Щецин, чтобы присоединиться к бригаде рабочих, чтобы помочь восстановить лесное хозяйство в Польше.

По словам экспертов, анализирующих материалы: «Все указывает на то, что Лидтке был в пути, дошел до окрестностей Сянова, где уже были русские, и решил, что все, что связано с его прошлым, нужно скрыть, он изменил в штатское и двинулись дальше». Nadleśnictwo Karnieszewice, Lasy Państwowe

Левандовски сказал: «Все указывает на то, что Лидтке был в пути, добрался до окрестностей Сянова, где уже были русские, и решил, что все, что связано с его прошлым, нужно скрыть, он переоделся в штатское и перешел на.